Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги бесплатно полные версии txt, fb2) 📗

– Как и половина участников вокруг, – он оглядел террасу, – вид у меня вполне подходящий. Ученый и ученый, никто не поинтересовался тем, кто я такой. Удивительно беспечные люди. Хотя симпозиум открытый, о нем писали в газетах… – об участии доктора Кардозо в конференции Филби узнал от своего подопечного, Моцарта. В задании, полученном из Москвы, ему строго запрещалось подходить к врачу:

– Мне велели только посмотреть на нее… – Филби затерялся в толпе, – каланча рядом, это дочка покойного Ягненка, мисс Ева Горовиц…

Ему не нравилась небрежная, уверенная повадка девушки:

– Она похожа на отца… – Филби вспомнил Теруэль, – не удивлюсь, если она подвизается в ЦРУ, а здесь только для вида… – Москву Ева пока не интересовала:

– Им нужна доктор Кардозо, – ему не объяснили, для чего Лубянке понадобилась врач, – но вряд ли она поедет в СССР на конференцию. Я по лицу ее вижу, что она осторожна… – Филби напомнил себе, что есть и другие пути, которыми может воспользоваться Лубянка. Участники потянулись в вестибюль, он сунул папку под мышку, —

– Но это дело будущего и техники. Сейчас мне надо было ее увидеть, что я и сделал… – седоволосый человек в потертом костюме затерялся в толпе.

Морковка была прошлогодней, но крепкой.

Пауль принес засыпанный речным песком ящик из холодного подвала, где Клара хранила овощи. На досках виднелся ярлычок с четким почерком миссис Мак-Дугал, помощницы Марты: «Морковь Император, Мейденхед, 1960». Клара держала кухонные грядки, но в загородном доме Кроу выращивали даже картошку. На длинном столе старого дуба Клара пристроила пожелтевшую, в пятнах тетрадь.

Покойная мать писала разборчиво:

– Прага, 1938 год. Морковный торт с лимонной глазурью и грецкими орехами… – слезы капали в миску с морковью. Отставив терку, Клара вытерла глаза:

– Я такой торт делала покойному Аарону. Тогда всего неделю, как мне привезли Пауля. Мама сказала, что надо думать не о себе, а о малышах… – она услышала твердый голос матери:

– Делай так, как будет лучше для детей, Клара…

Дом еще спал. Над ухоженным газоном реял легкий туман. Кусты жасмина зашевелились, Томас высунул наружу голову. Поведя ушами, кот изящно выбрался на траву. Он устроился у закрытой двери спаленки при садовом домике:

– Делай так, как будет лучше для детей… – засыпав морковь сахаром, приоткрыв форточку, Клара закурила, – мама была права. Джованни прав, это у Лауры детское. Ей всего шестнадцать, она скоро одумается… – едва упомянув, что монашеская стезя не подходит дочери, Клара увидела, как поморщился муж:

– При всем уважении к тебе, милая, – заметил Джованни, – ты не католичка и вообще не христианка. Ты не можешь судить о таком. Лаура верующая девушка, она воспитана в уважении к церкви… – не говоря ничего Джованни, Клара съездила к главному раввину империи, доктору Броди:

– Он тоже ничем не помог… – женщина ткнула окурком в пепельницу, – он сказал, что Лаура еврейка, однако если она захочет вернуться к нашему народу, ей придется окунаться в микву, как не евреям, из-за монашества, то есть послушничества… – о монашестве Клара и думать не хотела:

– Все ненадолго, – она бросила взгляд на садовый домик, – к Хануке Лаура одумается и вернется домой. Она получит аттестат в Квинс-Колледже, поступит в Кембридж… – дочь уезжала в обитель на следующих выходных:

– Джованни успел послать ее папку в тамошнюю школу, – грустно поняла Клара, – он, кажется, хочет стать отцом святой… – женщина прислонилась седым виском к прохладному стеклу. Когда речь зашла о летних каникулах, Лаура закатила темные глаза:

– Мама, я не школьница. Я послушница и скоро произнесу обеты. В монастырях не устраивают каникул… – увидев лицо матери, девушка спохватилась:

– Вы можете ко мне приезжать, встречи с родственниками разрешены. Ты с папой и Паулем, Аарон с Тиквой… – сшитые руками Клары занавески спаленки не колебались:

– Пусть выспятся, – ласково подумала Клара, – в театре они за полночь репетируют… – на встрече с главным раввином она заодно договорилась о хупе сына. Раньше Клара хотела устроить свадьбу в местной синагоге Хэмпстеда. Услышав о решении Лауры, она заявила мужу:

– Хупу поставят в главной синагоге империи, на меньшее я не согласна… – Джованни мягко отозвался:

– Здание разрушили в блице, милая моя, в сорок первом году… – Клара поджала губы:

– Я помню. Есть и другие здания, тоже исторические… – она колебалась между старейшей синагогой страны, Бевис Маркс и храмом в Вестминстере:

– Бевис Маркс сефардская синагога, – напомнила себе Клара, – но у Тиквы есть сефардская кровь по отцу. С тамошними раввинами я договорюсь… – сняв мерки Тиквы, Сабина обещала прислать из Израиля наброски для свадебного платья:

– Нехорошо так думать, – Клара вернулась к столу, – но удачно сложилось, что Тиква сирота. Иначе она бы пошла к хупе в Льеже или даже в Израиле… – Клара не хотела отпускать детей, как она называла сына и его невесту, от себя:

– Они думают на континент вернуться, пусть возвращаются… – Клара замешивала тесто, – Европа не Америка и не Израиль… – потеряв в Израиле мать, пережив случившееся с Аделью, Клара побаивалась страны:

– Но старшие туда едут, – вздохнула она, – хотя у Инге работа, а Адель с Генриком должны отдохнуть… – она так и не поговорила с девочками:

– Не время еще, – решила Клара, – и потом, они близки. Они сами все устроят, может быть даже в Израиле… – ей отчаянно хотелось внуков:

– Надо намекнуть Тикве, – подумала женщина, – пусть они ездят по театрам. За малышом мы присмотрим. Пауль любит детей, всегда с ними возится. Джованни скоро уйдет в отставку из Британского музея… – муж, правда, не намеревался прекращать лекции:

– Я профессор, милая моя, – смешливо говорил он, – я не брошу студентов… – из духовки пахнуло жаром, Клара сунула коржи на противень:

– Обед семейный, – она обвела взглядом стол, – как обычно, на три десятка человек…

Женщина невольно улыбнулась. Марта вчера привезла в Хэмпстед запеченную ветчину. После церемонии в Бромптонской оратории, они несколькими машинами возвращались в Хэмпстед. Клара загибала пальцы:

– Картошка на гарнир, молодая спаржа, русские пироги… – она склонилась над тетрадью, – Лаура теперь мяса не ест, Ева вегетарианка… – она крикнула:

– Пауль, принеси кислую капусту из кладовки… – дверь приоткрылась, Томас важно прошел к миске. Черная шерсть лоснилась в рассветном солнце:

– Он погулял и умылся… – Пауль помялся на пороге, – я тоже умылся, мамочка… – Пауль всегда называл Клару матерью. Он причесал редеющие, светлые волосы, но криво застегнул воротник фланелевой рубашки. Клара погладила его по щеке:

– Ты молодец, мой хороший мальчик. Принеси капусту и сделаем глазурь для торта… – Пауль захрустел огрызком морковки:

– Я помню торт, – серьезно сказал он, – его бабушка готовила. Скоро ты увидишь бабушку… – он прижался головой к плечу Клары. Женщина аккуратно привела его пуговицы в порядок:

– Он не понимает, что говорит. Наверное, он вспомнил могилу мамы в кибуце… – Клара осторожно спросила:

– Я увижу бабушку в Израиле, милый… – Пауль помотал головой:

– Нет, – он обвел рукой кухню, – здесь, в Праге… – Клара скрыла улыбку:

– Ева с Маргаритой объясняли, что у него нет чувства времени. Он думает, что ему десять лет, как в тридцать восьмом году… Господи, – поняла Клара, – сын Аарона служит в армии. Как время летит, могла ли я подумать тогда, что все так обернется… – детские пальцы Пауля легли в ее руку:

– Будут малыши, – нежно сказал он, – много. Девочка, мальчик, еще девочка… – раскосые, голубые глаза заблестели, – тоже Клара. Но ты их не увидишь, мамочка, ты пойдешь к бабушке… – он погладил Томаса за ушами:

– Сейчас все принесу. Какая будет глазурь, мамочка… – Клара улыбнулась:

– Лимонная, но для тебя мы сделаем карамельную… – Пауль не любил лимоны:

– Спасибо, мамочка… – дверь в подпол заскрипела, Клара вспомнила: